Цветущие фруктовые деревья благоухают на лугу, на котором лежит Мевлуд Харазишвили в этом садоводческом регионе Грузии, граничащем с оккупированной Россией Южной Осетией. 23 апреля 2023 года 53-летний грузин присматривал за двадцатью шестью коровами изолированного, опустевшего хутора, насчитывающего около тридцати душ. Чвриниси нет на картах, но здесь, как и в большинстве сел вдоль шаткой линии разграничения, унаследованной от российско-грузинской войны 2008 года, держится горстка семей. За свой кусок земли, за свой дом из камня и жести. За то, что могут.
Мевлуд рядом с Эльзой Гагаладзе, его женой-осетинкой. С ними также Бобби, их белый безродный пес. Когда двое русских солдат внезапно приближаются и спускают на супругов свою немецкую овчарку, Бобби не колеблется. Он впивается клыками в спину собаки, не отпускает ее и тащит обратно в Осетию. Его заряд дал короткое психологическое преимущество грузину, который вспоминает эту сцену почти год спустя, а тело до сих пор в ушибах от драки. «Что вы здесь делаете, я на правильной стороне!» – кричит Мевлуд. «Нам плевать, вы убиваете наших людей в Украине», – рычит россиянин из-под маски, и, похоже, руководит нападением, взяв себе за цель в этот весенний день захватить гражданина по ту сторону искореженной границы, разделившей смешанное, переплетенное осетинско-грузинское население. У каждого есть родственники по обе стороны. Несколько месяцев назад не мать ли Эльзы, 83-летняя Оля Царазишвили, пошла в село напротив, где ее все знают, искать сбежавшего теленка, и осетинская полиция, улыбаясь, привела ее обратно?
Один из солдат стреляет грузину под ноги, потом пытается оглушить прикладом автомата, колотит его ботинками и душит поводком немецкой овчарки. Мевлуд защищается голыми руками. Его широкие плечи диссонируют с маленьким ростом. Они помогают ему держаться. Он цепляется за куст, пока один из солдат пытается оттащить его на свою сторону границы: речь идет об обычной канаве на краю пастбища. Другой занимается Эльзой. Но она тоже борется, как дьяволица, кусая солдата до крови и швыряя в кустарник скотч, которым он пытался заклеить ей рот. По словам Мевлуда, неравная борьба продолжалась двадцать пять минут, когда наконец примчались внедорожники оповещенной соседями грузинской полиции с воем сирен и дымом из капотов, поскольку они гнали на бешеной скорости.
Никому не хочется вооруженной схватки. Русские убегают обратно на свою базу, крыши которой Мевлуд показывает нам с балкона своего дома.
Колючая проволока, зеленый указатель, клочок реки
Но россияне не прекращают нагнетать обстановку. В 2023 году, по данным Мониторинговой миссии Европейского Союза (ММЕС), в Цхинвали, столице Южной Осетии, было задержано 35 граждан Грузии, в том числе 2 женщины, 4 из которых по состоянию на 11 марта 2024 года остаются под стражей. Это в среднем по три человека в месяц. Согласно свидетельствам, собранным Justice Info в нескольких приграничных селах, перед тем, как пленные предстают перед судьей в Цхинвали, их заставляют подписать документ о том, что они пересекли границу нелегально. Граница нечеткая, размеченная колючей проволокой, зеленым указателем посреди поля, насыпью, клочком реки, отрезком дороги или канавой, как в Чвриниси. Ее можно пересечь по неосторожности, но приграничные жители знают пределы и рассказывают нам о «похищениях». Россияне патрулируют территорию, демонстрируя свое присутствие; грузинские вооруженные силы держатся в стороне, очевидно, стремясь избежать конфронтации.
В цхинвальском суде пленникам присуждают штрафы или заключение, если они «повторно нарушают закон». Физическое насилие и оскорбления – обычное дело во время ареста, на российских военных базах или в сыром, глухом подвале пункта временного содержания под стражей, известного как «изолятор». Их освобождают через несколько дней, недель или месяцев. Правило заключается в том, что правил не существует, или же они изменчивы.
Статистика колеблется из года в год: в 2015 году, худшем со времен войны 2008 года, было совершено 163 «незаконных ареста», согласно данным Службы государственной безопасности Грузии. А всего, по информации той же службы, почти 1 500. В 2018 году в Цхинвали в результате пыток умер мужчина. 6 ноября еще один погиб от пули. Линию разграничения охраняют пограничники из Службы безопасности России (ФСБ) и Комитета государственной безопасности Южной Осетии (КГБ), сообщает информационный сайт Eurasianet. Россияне регулярно смещают линию на несколько метров. Этот процесс известен в Грузии как «ползучая оккупация», и ему якобы не может противодействовать нынешняя власть в Тбилиси, которая множит действия, свидетельствующие о ее родстве с московским режимом.
Поддержка Фонда помощи МУС
По словам Нино Балояни, психолога и координатора местного отделения Грузинского центра психосоциальной и медицинской реабилитации жертв пыток (GCRT), базирующегося в Гори – столице региона Шида Картли на севере Грузии, который подвергся нападению российской армии и ее союзников в 2008 году, – инциденты на границе, подобные тому, который произошел с Мевлудом и Эльзой, «случаются часто и не фиксируются, а официальные данные указывают только на количество задержанных и освобожденных людей». Она говорит, что эти инциденты создают «постоянный стресс» для приграничных жителей, который со временем приводит к «физиологической деградации» и «эндокринным расстройствам» в местностях, покинутых государственными службами и молодым поколением. Она говорит о стратегии «психологического террора» со стороны россиян, направленную на то, чтобы «вытеснить людей с их земель и сел».
Именно в связи с этим конфликтом Международный уголовный суд (МУС), спустя четырнадцать лет после боевых действий 2008 года и в то время, когда в Украине разгоралась очередная российская агрессивная война, выдал в марте 2022 года ордера на арест трех осетин и ткнул пальцем на умершего российского генерала. Подозреваемые, находящиеся под защитой Москвы, вероятно, никогда не предстанут перед судом. Прогнозируя это, гражданское общество Грузии уже давно выступает за то, чтобы Фонд помощи МУС для пострадавших заработал в рамках своего так называемого мандата «поддержки», независимо от решения Суда. Фонд наконец взял на себя это обязательство в ноябре 2020 года, но программа началась только в апреле 2023 года, это то время, по словам его руководства, которое понадобилось на проведение «строгого, открытого и конкурентного тендера предложений».
Эта задержка заставляет вздыхать Нику Джеиранашвили, одного из лидеров грузинского иска в международный трибунал в Гааге. «Мандат на поддержку означает, что, теоретически, они могли бы начать помогать людям, которые умирают. Это пожилые люди, которые не могли убежать в 2008 году во время войны. Они уже умирали, когда через восемь лет началось расследование. Фонду понадобилось так много времени. Если бы не бюрократия, мы бы сэкономили годы». Ответственный за грузинскую программу в Фонде Скотт Бартелл, находящийся в Кампали, Уганда, рассказывает нам по телефону, что им понадобилось два года, чтобы провести «очень тщательный тендерный процесс» для отбора двух местных организаций, привлеченных к ее реализации.
«Менее 5% от потребностей»
GCRT, который работает в регионе Шида Картли с 2010 года, является одной из двух организаций, отобранных Фондом. И Мевлуд, мужчина с широкими плечами, является одним из первых участников программы. «Мы занимаемся жертвами войны 2008 года, преимущественно внутренне перемещенными лицами, а также новыми жертвами этой войны, такими как Мевлуд, которые живут в местах, изолированных от остального мира», – объясняет Балояни.
В команду входят врачи, в частности терапевт и два психолога, а также юрист, который помогает с административными процедурами и решением земельных споров. По словам Балояни, с момента запуска программы в апреле 2023 года в рамках программы была оказана помощь 78 лицам в Горе, средняя стоимость лечения каждого из них составляла 200 евро. Двадцать одна поездка на места в прошлом году и 11 с начала 2024 года позволили команде провести консультации, групповую терапию и дискуссионные семинары с молодежью, которые проводит партнерская неправительственная организация «Индиго». «То, чем мы занимаемся в регионе, составляет менее 5% от потребностей, это капля в море», – признает Балояни.
В стареющих и обнищавших деревнях жители говорят, что государство их бросило. Мевлуд рассказывает, как после его происшествия полиция отвезла его в больницу в соседнем городе Карели. Через три дня его выписали из-за нехватки средств, выставив ошеломляющий счет на 1 100 лари (около 380 евро). «Государство ничего не сделало для меня», – говорит он. В GCRT о нем заботился Сопо, врач терапевт. «Он провел две недели в постели, а когда смог встать, мы отвезли его в Гори на МРТ. У него было много травм, ранения плеч и ног, вывихнутая челюсть, сотрясение мозга и головные боли, которые до сих пор мешают ему спать», – рассказывает Сопо, обследуя его в Чвриниси, в главной комнате семейного дома, обставленной лишь самыми необходимыми предметами быта. Сквозь тонкое стекло окон прорывается кукареканье петуха, а затем звук бензопилы, заглушая гудение дровяной печи. «С тех пор я просыпаюсь каждое утро таким уставшим, будто целый день работал, словно осел», – отмечает Мевлуд, который теперь занимается только своим садом. Само существование хозяйства было подорвано: коровы были проданы, поскольку никто не хочет рисковать, выводя их на пастбище.
Магули, «звезда» Эргнети
В селе Эргнети, насчитывающем около 200 семей и расположенном в двух шагах от столицы Южной Осетии, нас приветствует еще одна получательница помощи Фонда. Нищета здесь больше не в порядке вещей. Магули Окропиридзе известна тем, что родила свою дочь 8 августа 2008 года в Горе, в день начала войны, и выпрыгнула из окна подвергшейся обстрелу больницы с новорожденным на руках. Она стала звездой неправительственных организаций, необходимым и незаменимым винтиком в их деятельности в этой деревне, куда регулярно приезжают синие «Тойоты» Наблюдательной миссии Европейского Союза и где примирительные встречи между сторонами конфликта проводятся в том же ритме, что и смена времен года. Магули получила от Фонда Международного уголовного суда гранты, «генерирующие доход».
Перед началом нашего интервью Магули накрывает стол с едой и напитками, энергичная и веселая. «Село вымирает, нет никакой торговли или деятельности», – жалуется она, садясь за стол. Постоянный стресс. Ночью сквозь окно в ее спальню льется свет прожекторов с российской военной базы. Она жалуется на проблемы с интернетом, телефоном и телевидением, которые «глушат русские». Слышны звуки выстрелов и взрывов, если они пьяны или недовольны, как вот в декабре, когда Грузия получила статус кандидата на вступление в Европейский Союз. Похищение людей здесь также является распространенным явлением. «Люди напуганы, они не знают, что выбрать. Они не хотят России, но они хотят мира, поэтому они не знают, хотят ли они Европы».
Магули встает и ведет нас к своей теплице. Она показывает нам мотокультиватор «от МУС», который почтенно красуется у входа. «Теплица из другой программы, – объясняет она, – как и розы и тюльпаны». Она рассказывает, что ее дом был построен после бомбардировок 2008 года на средства Датского совета по делам беженцев. А хозяйственную постройку во дворе отремонтирует проект «Индиго». Пока она отвечает на наши вопросы, Магули подписывает контракт с менеджером проекта от ООН. Магули также проводит для нас экскурсию по «музею войны», который создал ее сосед. Мы спрашиваем ее, что она думает о расследовании МУС. Она вспоминает визит в Эргнети прокурора Фату Бенсуды, «женщины с пухлыми губами, которая разговаривала со многими людьми и давала нам информацию». Магули смеется. Она встречала и других. Эти люди приезжают и уезжают.
Забытый приоритет и деятельность, генерирующая доход
Одной из жалоб, звучащих в Грузии в адрес Фонда, является то, что он недостаточно ориентирован на «деятельность, генерирующую доход». Травмы войны остались в прошлом, и хотя многие жители приграничных районов травмированы недавними похищениями, подавляющее большинство из 30 000 перемещенных лиц из Южной Осетии пытаются найти работу, которой они могли бы обеспечить себе жизнь. «Я не говорю, что психосоциальная помощь не нужна, но когда мы вместе с гражданским обществом опубликовали исследование «10 лет после августовской войны», наша первоочередная рекомендация для Фонда заключалась в том, чтобы сосредоточиться на экономических трудностях жертв и сделать акцент на расширении их возможностей. Если МУС не только не осуществляет правосудие, но и не решает этот вопрос, это уже проблема», – говорит Тамар Ониани, директор программы по правам человека и вице-президент ассоциации молодых грузинских юристов «Гила».
В главном офисе GCRT в Тбилиси Марика Антадзе объясняет, что одиннадцать бенефициаров, таких женщин, как Магули, получили грант на развитие микропредпринимательской деятельности в размере 1 000 евро. «Это почти ничего», – признает координатор проекта. Вторая неправительственная организация, отобранная Фондом, Глобальная инициатива по психиатрии - Тбилиси (GIP-T), упоминает о проекте по развитию органического сельского хозяйства с партнерской ассоциацией «Элкана». Но GIP-T, которая работает в более центральных районах Мцхета и Тианети, где поселилось много перемещенных лиц, сосредоточилась на медицинской и социальной помощи, объясняет ее директор Нино Махашвили. По ее словам, с мая 2023 года по январь 2024 года ее организация предоставила 300 медицинских и психологических консультаций непосредственным бенефициарам. Из 600 000 евро, рассчитанных на три года и обещанных Фондом, GCRT и GIP-T получили по 100 000 евро каждая.
Эти суммы все еще скромные и касаются сотен, а не тысяч или десятков тысяч бенефициаров, которые стали жертвами войны 2008 года.
